Законы Ману.
«Законы Ману» (manavadharma-astra) — самый известный широкому кругу читателей и наиболее часто используемый специалистами-индологами памятник древнеиндийской литературы и исторический источник. Этот сборник пользовался большим авторитетом у индийцев в древности и в средние века. Традиция, нашедшая отражение и в самом памятнике, приписывает его составление мифическому прародителю людей Ману. На самом же деле этот сборник не такой уж древний.
В VI-V вв. до н.э. в Индии, в долине Ганга, возникали крупные рабовладельческие государства. Новые государства выходили за племенные рамки не только территориально: приспособлялись к новым условиям родо-племенные институты, происходили изменения в идеологии и т. д. Обычное право и устные традиции уже не могли удовлетворять потребности государства. Возникли дхармасутры-основанные на «священном откровении» (на Веде) сборники фиксированных письменных правовых норм.
Составлялись дхармасутры не органами государственного управления, а богословскими школами; они были сборниками не действующего законодательства, а поучений и рекомендаций к применению обычных правовых норм. Изложение отличалось бессистемностью, стиль — лапидарностью; дхармасутры не столько излагали, сколько напоминали основные положения, которые читателю должны были быть и так известны.
Из дхармасутр выросли дхармащастры — правовые трактаты, более систематизированные, предназначенные для изучения и лучшего запоминания, написанные стихами. Видный санскритолог Г. Бюлер утверждал, что основой дхармащастры Ману явилась какая-то недошедшая до нас дхармасутра i. Его точка зрения встретила серьезные возражения со стороны П.В.Кане и К. П. Джаясвалы 2, отстаивающих самостоятельный характер возникновения «Манавадхармащастры». Спор будет решен в пользу Г. Бюлера, конечно, только тогда, когда древняя дхармасутра будет найдена. Но точка зрения Г. Бюлера, что дхармащастра Ману в том виде, в каком она дошла до нас, сложилась во II в. до н.э.-II в. н. э. , в науке утвердилась ^ При этом не весь материал, содержащийся в сборнике, может относиться именно к указываемому периоду. Относительно новыми признаются первая и последняя (XII) главы. Из остальных глав более древними считаются II-VI главы. Но и в них имеются стихи, которые признают позднейшими добавлениями. «Законы Ману» оставляют впечатление большей целостности в композиционном отношении, чем дхармасутры, но и здесь имеются многочисленные повторения и неоправданные отступления; очень много противоречий, причем иногда противоречивые мнения приводятся непосредственно одно за другим.
«Законы Ману» в средние века неоднократно переписывали и комментировали, что само по себе показывает большое значение, которое придавалось в Индии этому древнему сборнику. До нас дошли комментарии Медхатитхи (IX в.), Говиндараджи «ХП- XIII вв.), Нараяны (XIV в.), Куллюкабхатты (XV в.), Рагхавананды (XVII-XVIII вв.), Нанданы и Рамачандры (XVIII в.); имеется и анонимный кашмирский комментарий, также, по-видимому, довольно поздний. То обстоятельство, что комментаторов отделяли от времени составления. «Законов Ману» многие века, что они жили в эпоху с иными общественными условиями и воззрениями, не могло не наложить отпечатка на их творчество; и не удивительно, что при толковании отдельных стихов сборника (особенно в религиозно-философских разделах) мнения комментаторов редко бывают единодушными. И все же работы средневековых индийских комментаторов (особенно Медхатитхи и Куллюкабхатты) имеют огромное значение — без них многие стихи «Законов Ману» оказались бы совершенно непонятными.
Первый перевод «Законов Ману» с санскрита на английский язык был издан еще В. Джонсом в 1794 г.; «Законы Ману» и после этого неоднократно переводились полностью или частично на европейские языки и на некоторые языки Инли’и. Наиболее совершенны уже упоминавшийся английский перевод Г. Бюлера, а также А. К. Бернелла и Е. У. Хопкинса. Следует упомянуть также переводы, изданные М. Н. Даттом и Г. Н. Джха.
В 1913 г. вышел в Петербурге перевод «Законов Ману» С. Д. Эльмановича. Уже тогда русские санскритологи были не вполне удовлетворены этим переводом; в некоторых отношениях он действительно имел серьезные недостатки (о них будет сказано ниже). И все же опубликование этого перевода имело немалое значение. Широкая читающая публика в нашей стране смогла ознакомиться на своем родном языке с одним из самых замечательных памятников индийской литературы, сохранившим сведения о многих важнейших сторонах жизни древнеиндийского общества. Не только специалисты-индологи. но и историки самых различных профилей — историки культуры, религии и т. д., юристы, этнографы и др.-использовали в своей работе данные «Законов Ману». В советских университетах на исторических факультетах в студенческих семинарах неизменно изучают «Законы Ману» как исторический источник.
Подавляющее большинство стихов (щлок), содержащих установления, приписываемые прародителю людей Ману, написано в желательном наклонении — оптативе, называемом также потенциалис. В санскритском языке оптатив применялся в тех случаях, когда давалось предписание или рекомендация, когда подчеркивалась условность действия и т. д. В русском языке желательное наклонение как самостоятельная грамматическая форма отсутствует, но возможности относительно точной его передачи имеются. Предложения с применением оптатива точнее всего переводятся на русский язык выражениями: «надо сделать то-то», «пусть поступает так», «если случится то-то, ему следует действовать так-то» и т. д. Этим подчеркивается желательность или необходимость того или иного действия, но не его обязательность, установленная в законодательном порядке. Однако почти всюду С. Д. Эльманович переводил такие предложения оборотами долженствования.
В стихе IV, 61 говорится о том, что благочестивому брахману не следует жить (па nivaset) в стране, где царем щудра, где много людей неблагочестивых и т.д. С. Д. Эльманович переводит: «он не должен жить…». Но выражение «не должен», конечно, не точно, так как здесь нет долга, отсутствует обязательство перед кем бы то ни было.
Достаточно посмотреть контекст, чтобы убедиться, что речь идет именно о рекомендациях и советах. В качестве примера можно привести также стихи IV, 73 («Он должен входить в огороженное селение или в дом только через ворота и ночью должен держаться вдали от корней деревьев»), IV, 77 и многие другие.
Обратим также внимание на стих VII, 170 в переводе С. Д. Эльмановича: «Но когда он (царь. — Г. И.) находит своих подданных очень довольными, а самого себя достигшим высшей степени власти, тогда он должен предпринять войну (tada kurvita vigraham)». Однако тут нет никакого долженствования. Здесь просто дается царю совет начинать войну только при определенных благоприятных для него обстоятельствах; при этом царь руководствуется соображениями политической целесообразности и выгоды, а отнюдь не долгом. В других рядом находящихся стихах даются советы, при каких условиях не следует начинать войну, а лучше прибегнуть к другим формам политики; С. Д. Эльманович же всюду повторяет: «должен», «должен», «должен»… Если бы лишь несколько стихов было переведено с использованием долженствования (в некоторых случаях это не вызвало бы серьезных возражений), беда была бы невелика, но когда так переведено почти все, это необходимо исправить. В обыденной жизни неоднократно приходится сталкиваться с тем, что долженствование применяется и в тех случаях, когда имеется в виду только желательность того или иного действия. Однако при переводе текстов, имеющих значение исторического источника, смешение наклонений нежелательно; оно способно исказить общий характер источника и придать «Законам Ману» в общем несвойственный им характер обязательности.
В сущности и перевод названия сборника-«Законы Ману» не совсем точно передает санскритское наименование rnanavadharma-astra. Следовало бы перевести точнее: «Наставления Ману в дхарме».
В русском языке нет слова, которое в точности соответствует санскритскому dharma. Приведу пример того, как в нескольких случаях его вынужден переводить С. Д. Эльманович:
1, 26-достоинство;
1, 29-добродетель;
1, 81-правда;
1, 82 — заслуга;
1, 85 — обязанность;
1, 99-закон;
1, 108-главнейший закон;
1, 114-закон,обязанность;
1, 118-законы, правила;
II, 25-законоположение;
II, 35-духовная заслуга;
II, 150-предписанная обязанность;
II, 229 — достойное награды деяние;
III, 29-34 — форма (брака);
VIII, 17-правосудие;
VIII, 44-право;
VIII, 49 — нравственное убеждение;
IX, 66-обычай;
IX, 238- религиозный обряд;
IX, 251-справедливость;
IX, 273-религиозный обряд, обязанность, долг;
X, 77 — возложенное дело;
X, 81 — исполнение обязанностей;
X, 90 — религиозная цель;
X, 101 -образ (действий);
X, 117-благочестивая цель.
Очевидно, лучше этот термин совсем не переводить.
«Дхарма — одно из тех санскритских слов, которые делают тщетными все попытки найти точное соответствие в английском или в какомлибо другом языке». Так начинает П. В. Кане свое фундаментальное исследование «History of dharmasastra» (vol. I, p. 7).
Условия материальной и духовной жизни и общественные отношения в древней Индии отличались большим свособразием, поэтому и общественно-политическая терминология того времени весьма сложна, и во многих случаях термины не могут быть точно переведены на русский язык.
Употребление в русском переводе таких терминов, как дхарма, гуру, снатака, млеччха, дасью, риши, щастра, атман, мантра (наряду с ужь вошедшими в русский язык — брахман, кшатрий и некоторыми другими), представляется нам закономерным и оправданным.
Под законом в настоящее время обычно понимается обязательная норма, установленная высшим законодательным органом власти. Слово «дхарма» не имело такого значения; оно означало совокупность правовых, моральных, этических и других норм, определяющих добродетельность человека и правила жизни в зависимости от его общественного положения. В стихе VI, 92 дается следующее перечисление признаков дхармы: «Постоянство, снисходительность, смирение, не-похище-ние, чистота, обуздание чувств, благоразумие. знание Веды, справедливость и негневливость — образуют дхарму, обладающую десятью признаками». Приведем также стих IV, 138: Надо говорить правду, говорить приятное, не следует говорить неприятную правду, не следует говорить приятную ложь — такова вечная дхарма». Выполнение этих общих предписаний наряду с присущими каждой варне и означало выполнение дхармы. Итак, дхармащастра Ману-это сборник таких предписаний члену общества, исполнение которых считается в соответствии с господствующей системой взглядов и религией добродетелью. Дхармащастры были только основой законодательства, но отнюдь не кодексами самих действующих законов.
Переведено у С. Д. Эльмановича так: «Он должен говорить правду, должен говорить приятное, он не должен говорить неприятной правды и не должен говорить приятной лжи: таков вечный закон».
В младших классах школы в дореволюционной России преподавался «закон божий»; вели этот предмет обычно священнослужители. На уроках детям внушались правила морали, основанные на «священном писании». Многое из того что осуждалось в «законе божьем», государственная власть считала наказуемым деянием (убийство, кража, насилие, мошенничество и т. д.), многое же осуждалось только с точки зрения «закона божьего», но не считалось преступлением с точки зрения действующего законодательства (лживость, тщеславие,. скупость, пренебрежение религиозными обязанностями и т. д.). Нельзя утверждать, что «закон божий» и древнеиндийская дхарма — одно и то же, но общее сходство имеется.
Вследствие этого дхармащастры и являются столь разнохарактерными по содержанию — они включают предписания не только относительно гражданского и уголовного законодательства, но и относительно обязанностей членов различных вари, норм семейной жизни, культовые и даже санитарно-гигиеническне предписания и т. д.
Заглавие «Законы Ману», по-видимому, придется оставить,. несмотря на его неточность: слишком уж прочно оно укоренилось. Но, надо надеяться, оно не будет столь же неправильно ориентировать читателя, как прежде, поскольку здесь дано разъяснение, а главное, раз оптатив не будет переводиться; долженствованием. Читателю должно быть ясно, что это не свод действующего законодательства, а только крайне тенденциозный (хотя и весьма авторитетный) сборник поучений в добродетели, да к
