Крыша над головой. Василий Макарович Шукшин Вечером, в субботу, в клубе села Нового собрались обсуждать только что полученную пьесу. Собралось человек двенадцать – участники художественной самодеятельности. Речь держит Ваня Татусь, невысокий крепыш, честолюбивый, обидчивый и вредный. Он в этом году окончил областную культпросветшколу и неумеренно форсит. Он – руководитель художественной самодеятельности. – Я собрал вас, чтобы сообщить важную новость… – К нам едет ревизор? – это Володька Маров. Володька дружит с медсестрой Верой, которая нравится Ване Татусю, но Ваня это скрывает, надеется, что Вера сама заметит гордого Ваню и покинет дубинистого Володьку. Если же она останется с шофером Володькой, то пусть пеняет на себя. Основания для того, чтоб она потом страдала и раскаивалась, – будут. А Володька знает – почувствовал, что ли, – тайные помыслы Вани и ест его поедом. Для того и в самодеятельность записался. Медсестра Вера сидит здесь же – она помешалась на самодеятельности, и тем еще злит Ваню, что с такой-то любовью к драматическому искусству не может, дурочка, сообразить, что любить надо – режиссера. Интересно, о чем они говорят с Володькой? О поршнях? – Маров, острить будешь потом, – Ваня понимает, что не надо даже и замечать-то Володьку, не то что вступать в разговоры с ним, но не может сдержаться – старается тоже укусить соперника. – Мы получили из области пьесу. Пьесу написал наш областной автор. Мы должны ее отрепетировать и показать на областном смотре. Острит, Маров, тот, кто острит последним. – Ослит, – поправляет Володька. – Вот именно. Надо сначала отрепетировать пьесу, а потом будем острить и смеяться… – Как дети, среди упорной борьбы и труда… – Перестань! – сердито прерывает Вера. – Про что пьеса, Ваня? Женские роли есть? – Пьеса из колхозной жизни, бьет по… – Ваня заглянул в аннотацию. – Бьет по частнособственническим интересам. Автор сам вышел из народной гущи, хорошо знает современную колхозную деревню, ее быт и нравы. Слово его крепко, как… дуга. – Как это – из гущи? – спросил Васька Ермилов, по общему мнению, дураковатый парень, любитель выпить, тоже шофер, дружок Володьки. Володька привлек его с собой в самодеятельность, чтобы не скучно было. Васька, глядя на своего дружка, понял так, что здесь надо вовсю острить и подсмеиваться. – Он что, алкаш? – Вася, помолчи, ради бога! – Вера гневно смотрит на Ваську. – Но я недопонимаю: как это – вышел из гущи? Гуща – это когда пива на донышке остается. – Кто про что, а вшивый все про баню, – заметил один женатый мужик, который от семьи – от детей! – бегал репетировать пьески. – А ты понимаешь? – Из гущи – значит, из низов, из простонародья. – Простонародья теперь нет. Из рядовых колхозников, – поправил Ваня. – Так бы и писали, – ворчит Васька. Он совсем не умеет шутить. – Я бы сказал так, – не унимается женатый мужик, – из трудового крестьянства. Ходил еще в самодеятельность один старик, Елистратыч, вечный шут. Он среди молодых считался специалистом по вопросам старины, и все, что в пьесах касалось крестьянства, коллективизации, например, – прямо касалось его: он по сей день жалел, например, что многих и многих в селе не раскулачили тогда, в тридцатом году. Когда сказали "крестьянство", Елистратыч встрепенулся. – Крестьян теперь тоже нет – колхозники (он говорил: кольхозники). – Ваня, женские роли есть? – спросила нетерпеливая Вера. – Помолчите, товарищи! – строговато сказал Ваня. – Я сейчас коротко расскажу содержание пьесы, и вам станет все понятно. В колхоз из армии возвращается хороший парень Иван Петров. Сначала он… – Ваня читает предисловие, – активно включается в трудовую жизнь колхозного крестьянства… – Пожалуйста: колхозного крестьянства! – воскликнул женатик. – Трудового – тоже можно говорить. Колхозное крестьянство – это и есть трудовое. Продолжаю: активно включается в трудовую жизнь, но затем женится… Есть, как видите, женщины. Иначе, на ком же он женится? – А может, он этот… как их? – подает голос Васька. – Ну дайте же послушать-то! – взмолилась Вера. – Идиоты, честное слово. Еще же ничего не ясно. – Я предлагаю так, – поднялся женатик, – кто вякнет не по существу, того выводить. – Ты эти замашки брось, – советует Володька. – Мы же не в отделении милиции. Женатик чего-то вдруг рассмеялся. – А я же и не говорю, что – приводить. Я говорю: вы-во-дить. – Ваня, продолжай. – Он женится и попадает под влияние тестя и тещи, а потом и жены: становится стяжателем. Начинает строить себе дом, обносит его высоким забором… Пьеса называется "Крыша" над головой". Крыша – взято в кавычки, потому что дом большой – это уже не крыша. Ивану делают замечание – чтобы он поумерился. Иван отговаривается материальным стимулированием, скрывая под этим чисто кулацкие взгляды… – А отец с матрей его живые? – встрепенулся опять Елистратыч. – Всех удивляет: откуда в нем это? Его продергивают в стенгазете, молодежь из самодеятельности сложила о нем обличительные частушки… То, что я и предлагал сделать с Ивановым, но меня не поддержали. – Иванов – трудяга. – А этот? Вопрос: в чью пользу трудяга? В общем, озорные девчата исполняли эти частушки с клубной сцены; в зале – веселая реакция. Но Иван не унимается. Тогда его разбирают на колхозном собрании. Один за другим на трибуну поднимаются колхозные активисты, бывшие товарищи Ивана, пожилые колхозники – суд их суров, но справедлив. Все разъясняют Ивану, что он, возводя над собой так называемую крышу, тем самым отгораживается от коллектива… То есть, под крышей надо понимать забор. Крыша – тире – забор. Это понятно? – А какую позицию занимает жена? – это все Вера. – Там же сказано: действовали совместно, – сказал женатик. – Групповая. Елистратыч вспомнил народную мудрость: – Муж да жена – одна сатана. – Она тоже присутствует на собрании? – И только тут, на собрании, – продолжает Ваня, – Иван осознает, в какое болото затащили его тесть с тещей. Он срывается и бежит к недостроенному дому… Дом уже он подвел под крышу. Он подбегает к дому, трясущимися руками достает спички… – Ваня понизил голос, помолчал… И дал: – И – поджигает дом! Никто не ждал этого. – Как? – Сам? – Он что?.. – Эт-то он… А пожарка в деревне есть? Вера потрясена пьесой. – Это трагедия, да? Вань? – Если не трагедия, то… во всяком случае, социальная драма. – А мы чего-нибудь будем жечь? – интересуется один любитель пиротехники. – Да, товарищи, – продолжает довольный Ваня, – он сам поджигает дом, который сам, собственными руками рубил в неурочное время. – Дом-то сгорел? – спрашивает Володька, задетый за живое Ваниным торжеством. Ему не верится, чтобы в современной пьесе сгорел дом. – Когда дело-то происходит? – женатик тоже не понимает, как это – дом поджигает. – Летом? – Спокойно, спокойно, – говорит артист Ваня. – Он поджигает дом, но колхозники… Тут самый накал пьесы. Развязка. Обратите внимание, как автор подходит к финалу – резкими мазками! Иван срывается с места и с криком "Подонки! Куда они меня завели?!" выбегает с собрания. Жена… – Он же уже выбежал. – Жена бросается за ним. – Он же уже выбежал! – Через некоторое время бледная жена прибегает на собрание… В это время собрание перешло к другому вопросу. Жена врывается на собрание и кричит срывающимся голосом: "Скорее! Он поджег дом!" Колхозники срываются с места и бегут к новому дому. Один старик… Здесь мы будем отталкиваться от деда Щукаря. Этот старик бежит совсем в другую сторону – к дому тестя Ивана. И кричит за кулисами: "Вы горите или нет?!" Это уже элемент трагикомедии. Мы всю пьесу будем решать в трагикомическом ключе. – Но дом-то сгорел? – опять спрашивает Володька. – Дом спасают колхозники. Ивану объяснили, что дом пойдет под колхозные ясли. Иван сам принимает участие в тушении пожара и все повторяет: "Подонки! Куда они меня завели!" – Это про кого он? – не понял Васька. – О, боже мой! Да про тестя с тещей, неужели непонятно? – Сильная пьеса! – И все? Конец? – спрашивает Володька. – В конце Иван, смущенный, но счастливый, подписывает вместе с другими парнями и девчатами обязательство: сдать ясли к Новому году. – А где он жить будет? – это Володька – Поживет пока у тестя… – начал было Ваня, но, спохватился: герой только что крыл тестя и тещу "подонками". – Найдет, где жить. – Где? – А тебя что, не устраивает идея пьесы? – Идея-то меня устраивает. Я спрашиваю, где он жить будет? – А по-моему, тебя сама идея не устраивает. – Ты мне политику не шей. Я спрашиваю, где он жить будет? Женатику надоели эти пререкания двух ухажеров. – Допустим, он себе еще домик срубит – поменьше. Доволен? – На какие же такие деньги: один дом рубит, другой?.. – Другой – это уже за кадром, – резко сказал Ваня. – Другой нас уже не интересует. Перед нами – пьеса, и надо относиться к ней профессионально. Но, по-моему, тебя и первый дом не устраивает… – На первое время к тестю пойдет, – сказал женатик. – Да не пойдет он к тестю! – взорвался Васька. – Вы что? У них после этого ругань пойдет несусветная. Ведь он же помогал ему рубить дом? Тесть-то? Откуда у солдата деньги? Тесть помогал… А зять – то хотел спалить этот дом, то под ясли отдал. И что, тесть после этого скажет ему: "Спасибо тебе, зятек?" – Не меряй всех на свой аршин. – Вот тесть-то меня меньше всего волнует, – жестко сказал Ваня. Женатик встал. – Здесь просто хотят подсунуть другую идейку! – и сел. Он не любил Володьку за длинный язык. – Дальше? – спросил Володька. – Что ж ты замолчал? Какую идейку? Говори. Женатик встал. – Здесь просто хотят проявить сочувствие тестю. – Кулаку-тестю, – уточнил Ваня. Наступила нехорошая тишина. – Предлагаю вывести Марова из состава драмкружка, – сказал женатик. – И Ваську тоже. Они не репетируют, а только зубоскалят. – А меня за что? – обиделся Васька. – Нет, Ваську, не надо, – пожалел пиротехник. – Он одумается. Раздались еще голоса: – Васька – безотказный труженик. Он только – на поводу у Марова. Женатик предложил другое: – Поставить Ваське на вид. И предупредить: пусть не злоупотребляет спиртными напитками. – Вот за это стоит! – подхватил Елистратыч. – Это – стоит. По праздникам – это другое дело. Но ты, Васька, и в будни – нет-нет – да огреешь. А ты – на машине, недолго и до аварии. – Совсем надо прекратить! – подала голос библиотекарша, женщина в годах, но очень миловидная. – Нет, совсем-то… как, поди-ка, совсем-то? – усомнился сам Елистратыч. – Он же мужик… Но тут взорвался женатик: – Ну и что, что мужик? А спросите его: что за причина, по которой он пьет? Он не ответит. Тучи сгущались. – По праздникам все пьют, – вякнул Васька. – А я что, рыжий? – В общем так, – подвел Ваня, – Двое упорствуют, двое настаивают на своем. Ставлю на голосование: кто за то, чтобы… В это время через зал прошла и села на первый ряд Вдовина Матрена Ивановна, пенсионерка, бывшая завотделом культуры райисполкома, негласный шеф и радетель художественной самодеятельности. – Здравствуйте, товарищи! Ну, как дела? – Обсуждаем пьесу, Матрена Ивановна. – Так, так. – Выяснилось, что идея пьесы не всех устраивает. – Как так? – удивилась Матрена Ивановна. – Я читала – хорошая пьеса. А кому не нравится идея? – Мне идея нравится, – заговорил Володька, с презрением поглядев на Ваню, – только я не знаю, где он жить будет… – Кто? – Солдат. – Какой солдат? – Герой пьесы, Матрена Ивановна, – пояснил Ваня. – Надо яснее выражаться, Маров. Он уже давно не солдат. – Я уж испугалась: как это – где будет жить солдат? Выражайтесь, действительно, яснее. А то ведь можно подумать, что у нас солдатам жить негде. А почему идея не нравится? – Да вот… ставят двусмысленный вопрос: где будет жить Иван? – Ты мне – не двусмысленный! – разозлился Володька. – Двусмысленный… Вопрос самый обыкновенный. – Ну, ну? – Дом он отдал под ясли, к тестю он после всего не пойдет… Где же он жить будет? – Ну, нашли о чем спорить! Петухи. Жилье ему выделит колхоз. Обязан выделить. Человек отдал дом под ясли… – В пьесе-то этого нет. Вдовина подумала. – А вот тут, возможно, что и упущение автора. Вот что, ребята: я свяжусь с автором по телефону, попрошу его добавить насчет жилья. А то, действительно, можно не так понять… Можно понять, что его оставили на произвол судьбы. Я попрошу его уточнить с жильем. О том, что мы взяли его пьесу я ему звонила, он поздравляет нас и передает всем привет. Дело серьезное, ребятки. Как говорят охотники: есть шанс убить медведя. Если мы займем первое место на смотре… Тут все загалдели. – То что тогда, Матрена Ивановна? – Ой, ну скажите?.. – Матрена Ивановна, скажите! – Звание народного театра? – Ну, за один спектакль… – Как сделать! – Нам устроят турне по области? Вдовина, улыбающаяся, захлопала в ладоши. – Тихо, ребятки, тихо! – Ну скажите, Матрена Ивановна! – Нет, нет, даже не просите, – Вдовина улыбалась. – Не будете знать, лучше будете работать. Вот так. Это и педагогичнее будет. За работу, друзья! В клуб вошла девушка с почты. – Матрена Ивановна, вам телеграмма. Я была у вас дома, там никого нет… Матрена Ивановна надела очки, прочитала телеграмму. – Какое совпадение, – сказала она. – Только что о нем говорили… – От автора? – Да. Он пишет: "Песню "Мой Вася" снимите. Точка. Героиня поет: "Вот кто-то с горочки спустился". Точка. Желаю удачи. Красницкий". Болит ретивое-то – думает. – А она разве поет там? – спросил Ваня. – Кто? – Героиня-то. Она же у нас не поет. – Да, верно… Я не помню, чтобы она у нас пела. Он, наверно, перепутал пьесы. Где-нибудь ставят еще его пьесу… Конечно, он перепутал. Я буду звонить, все выясню. А теперь – за работу друзья. За работу!