Шекспир Уильям Шекспировские чтения, 1977
Второй сборник «Шекспировских чтений» (первый вышел в 1977 г.) включает статьи, посвященные общим проблемам творчества Шекспира, его отдельным пьесам, восприятию его произведений в критике и их сценическому воплощению. Давно уже стало очевидно, что изучение Шекспира вне связи с предшествующей и современной ему драмой обедняет наше представление о театре английского Возрождения. Поэтому в сборник включены исследования о таких выдающихся современниках Шекспира, как Бен Джонсон и Джон Вебстер. Наконец, современное понимание Шекспира получило воплощение и в кино, чему посвящена одна из статей сборника.
О ФОЛЬКЛОРНОЙ ТРАДИЦИЙ В ДРАМАТУРГИИ ШЕКСПИРА
Н. Елина
О фольклорных элементах в драматургии Шекспира, начиная с персонажей и кончая стихами из народных баллад и цветочной символикой, написано достаточно много {См.: Drake N. Shakespeare and his time. London: Davies, 1817; Simrock K. Die Quellen des Shakespeare in Novellen, Marchen und Sagen. Bonn: Marcus, 1870. T. 1, 2; Savage F. G. The flora and folklore of Shakespeare. Cheltenham; London: Burrow, 1923; Sidgwick F. The sources and analogues of «A midsummernight’s dream». New York: Chatto and Windus, Duffield and Cь., 1908; Lucy M. Shakespeare and the supernatural. Liverpool: Shakespeare Press, Jaggard and Cь., 1906; Clark C. Shakespeare and the supernatural. London: Williams and Norgate, 1931; Mendl R. W. S. Revelation in Shakespeare. London: Calder, 1964; Степанова Е. И. Английская народная песня и баллада как источники шекспировского творчества. — Науч. докл. высш. школы. Филол. науки, 1968, э 3, с. 34-46; Thiselton-Dyer T. F. Folklore of Shakespeare. New York: Dover, 1966; Мещанская О. Л. Народная лирика Англии средних веков и ее отзвуки в творчестве Шекспира. — В кн.: Литературные связи и традиции. М., 1974, вып. 4, с. 151-153.}. Но подавляющее большинство исследователей ограничивались тем, что указывали, в каких пьесах они встречаются и каково их происхождение. Художественная функция, роль этих элементов в структуре отдельных произведений исследованы гораздо меньше {См.: Степанова Е. И. О драматургической функции английской народной песни и баллады в творчестве Шекспира. — Вестник МГУ. Сер. 10, Филология, 1971, э 2, с. 55-65.}. Проблема же их связи с общим характером английской культуры средневековья и Возрождения, насколько нам известно, не разрабатывалась. В нашей статье мы попытаемся поставить эти проблемы, ограничившись, однако, рассмотрением традиционных фольклорных персонажей в трех пьесах — «Сон в летнюю ночь», «Гамлет» и «Макбет».
Принято считать, что традиция, как одна из социально-психологических форм общности, определяющей уклад средневекового строя, — характерный признак литературы именно этого периода {См.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Наука, 1967.}. В эпоху же Ренессанса, когда разрушаются многие социальные формы общности и развивается индивидуальное сознание, в литературе происходит возникновение личного, «оригинального» творчества, ломающего рамки устоявшихся канонов. Из этого, однако, вовсе не следует, что писатели Возрождения порывают с традицией, наоборот, авторитет книги и предания стоит еще очень высоко, создавая противовес бурному росту индивидуализма. Отличие от средневековых авторов не в разрыве с традицией, а в ином к ней отношении, более осознанном: с одной стороны, разрешающем ее обновлять и перерабатывать, а с другой — ограничивающем слишком резкую ее модернизацию.
Свободное развитие традиции в творчестве отдельных писателей происходит неодинаково. При самом поверхностном сопоставлении традиционных персонажей в произведениях Шекспира, Рабле и Ариосто видно, как мало между ними общего. Это вызвано не только индивидуальными особенностями их создателей, но и характером самих традиций и всей предшествующей национальной культуры.
Говоря о двух типах западноевропейской средневековой культуры {См.: Гуревич А. Я. Категория средневековой культуры. М.: Наука, 1970.} средиземноморской и кельто-германской, которые, взаимопроникая, продолжают одновременно существовать и после христианизации варварских народностей, хотелось бы подчеркнуть, что генетическое различие этих двух моделей углубляется благодаря социальным условиям, складывавшимся в разных регионах. Так, на Апеннинском полуострове, средоточии средиземноморской культуры, даже в период раннего средневековья было сравнительно много городов, ставших постепенно политическими центрами и оказывавших влияние на весь образ мышления италийцев. На Британских же островах, где ядро культуры было кельто-германским, слабые, малочисленные города такого влияния на сельское население оказать не могли {См.: Михайлов А. Д. Артуровские легенды и их эволюция. — В кн.: Мэлори Томас. Смерть Артура. Наука, 1974, с. 800.}. Неодинаковую роль в формировании мироощущения италийцев и британцев, а следовательно, и их культуры и творчества сыграла и христианская церковь.
Среди италийского населения христианство распространилось гораздо раньше, чем среди других западноевропейских народностей, и не было навязано «сверху». Католическая церковь, создававшая в период варварских нашествий чувство религиозной общности, заменявшей национальную, пользовалась большим влиянием. Поэтому, хотя язычество окончательно не было изжито — сохранялись многие языческие обряды, языческий фетишизм вносился в католический ритуал, сама система религиозных представлений не была последовательно монотеистической (в ней превалировал манихейский дуализм, переплетавшийся с политеистическими элементами), — двоеверие в общем было преодолено. Низшие языческие божества слились с демонами или святыми и таким образом христианизировались. Борьбе с двоеверием помогла латинская книжная традиция, развивавшаяся в городской среде тоже под влиянием духовенства. Под этим воздействием в народной мифологии происходила поляризация добра и зла и устанавливалось некоторое единообразие.
Подавляющее большинство италийских народных поверий и преданий посвящено проделкам демонов и чудесам святых. Правда, в народном представлении демонов было великое множество и они выполняли различные функции, а их облик и поведение рисовались не только в ужасном и отвратительном, но и в комическом свете, однако все же по сравнению со сверхъестественными существами северных преданий они кажутся монотонными. Еще монотоннее фигуры святых, так как они должны являть собой пример совершенства, в котором растворяются всякие индивидуальные особенности. Только в сказках, т. е. в заведомом вымысле, появлялись как пережиток древнего язычества архаические действующие лица: великаны, людоеды, драконы, русалки, а также заимствованные из фольклора других народностей добрые и злые феи. Особое место занимают колдуньи (ведьмы), в реальность которых верили не менее твердо, чем в других странах Европы, прочно связывая их с миром дьяволов, а также мертвецы, являющиеся живым людям. Все эти персонажи придают сказкам известную конкретность и разнообразие, но и в этом народном жанре чувствуется заметный налет христианства. В народных поэтических произведениях чудесное — оно встречается довольно редко — в еще большей мере окрашено в христианские тона.
Совершенно другой характер носят религиозные представления на Британских островах: там вплоть до XIX в. прочно держалось двоеверие. Католицизм, проникший в Британию сравнительно рано, создал свои религиозные центры в монастырях — городов в Британии было мало. Монахи, жившие на этих островах, затерянных среди сельских поселений, относились миролюбиво к местным верованиям и пытались не вытеснять их, а приспособить к христианству.
В результате вся сельская Англия, не говоря уже о Шотландии и Ирландии, сохранила, хоть и в видоизмененной форме, свой языческий пантеон. И даже враждебное отношение пуритан ко всякому проявлению язычества не смогло вытравить из народного сознания веру в лесных, речных и домовых духов кельтского и саксонского происхождения. В конце XVI — начале XVII в. она была еще очень распространена. Об этом свидетельствуют произведения образованных людей того времени, составивших своеобразный реестр сверхъестественных существ. «В детстве, — пишет Реджинальд Скотт (1584), служанки наших матерей… так запугивали нас привидениями, колдуньями, домовыми, эльфами, ведьмами, феями, сатирами, Паном, фавнами, силенами, блуждающими огнями, тритонами, кентаврами, карликами, великанами, чертенятами, подкидышами эльфов, злыми духами, Робинами Гудфеллоу и лесовиками, чертовыми телегами, огненным драконом, паком, мальчиком с пальчик, гобгоблинами, скелетами, перевертышами и всякими другими пугалами, что мы боимся собственной тени» {Scott Reginald. Discovery of witchcraft, book VII, ch. XV. Цит. по: Sidgwick F. Op. cit, p. 138.}. Аналогичное перечисление мы встречаем и в книге Томаса Нэша: «Робины Гудфеллоу, эльфы, феи, гобгоблины нашего времени, которые в прошлые, языческие времена в фантастическом мире Греции именовались фавнами, сатирами, дриадами, свои проделки осуществляли большей частью ночью» {Nash Thomas. Terrors of the night, V, 1, p. 347. Цит. по: Brlggs К. М. The anatomy of Puck. London: Boutledge and Kegan Paul, 1959, p. 22.}. Это нарочитое смешение античных божеств с локальными с целью установить связь английских мифов с античными и стать свидетельством эрудиции авторов показывает в то же время разветвленность английского пантеона.
Среди всех этих духов особое место занимают феи и эльфы, которые, по народным представлениям, жили в холмах и в горных пещерах, а по ночам на старых пастбищах водили хороводы, от которых оставались зеленые круги. Они имели человеческий облик, но рост их колебался от нормального до маленького, детского. Происходят эти духи, по-видимому, от смешения горных и лесных духов, карликов (кобольдов) германских племен и кельтских божеств. Характер этих существ не столь определенный, как демонов или святых в христианских легендах. И хотя христианство и наложило на них некоторый отпечаток, они не превратились в духов зла и не вошли в систему христианского дуализма, оставшись творениями промежуточными между раем и адом. Их связь с адом усиливается в зависимости от влияния христианства; особенно это заметно в пуританскую эпоху, когда их сближают с ведьмами. Народное воображение наделяло фей довольно сложным характером: они лукавы и проказливы, иногда жестоки, а иногда добросердечны; очень обидчивы и мстительны; обладают эстетическим чувством — любят пляски, музыку; почитают супружескую верность и целомудрие и в то же время прельщают смертных мужчин и женщин, увлекая их в свое царство; крадут детей и подсовывают вместо них своих собственных; похищают также повивальных бабок и кормилиц для своих младенцев; воруют зерно у крестьян, а иногда, наоборот, помогают им собирать урожай и молотить. Между ними есть феи, походящие на благородных дам, и маленькие старушки пряхи, рыцари и ребячливые человечки, знающие крестьянский труд и требующие в уплату за помощь сливки и сыр. Эти различия определяются разными социальными и этническими истоками, уходящими в глубокую древность.
К феям примыкают домовые духи: паки, Робины Гудфеллоу, броуни, гобгоблины и др., чисто крестьянского происхождения; они следят за чистотой в доме и деятельно помогают служанкам и хозяевам, растирая ночью солод и горчицу в уплату за горшок молока {См.: Scott Reginald. Op. cit. Ibid., b. IV, ch. X, p. 135.}. Нерадивых служанок они щиплют до синяков. Паки тоже любят озорничать. Рассказы об их грубоватых проказах служили излюбленной темой на вечерних посиделках. Все эти поверья отразились в народном творчестве: феи и паки играют важную роль в англо-шотландских сказках и преданиях, феи фигурируют и в балладах. Конечно, и в итальянских сказках мы встречаем фей, но в английских они ближе к человеку, их гораздо меньше коснулась христианизация, а
