Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Искусство любви

преобладающим становится единение в покорности группе. Только тот, кто понимает всю глубину потребности не быть одиноким, вполне может понять, как силен страх оказаться непохожим, страх хоть на несколько шагов отойти от группы. Иногда этот страх перед непокорностью объясняют страхом перед реальными опасностями, которые угрожают непокорному. Но, в действительности, люди в гораздо большей мере хотят быть покорными, чем вынуждены покоряться, по крайней мере, в западных демократиях. Большинство людей даже не осознают своей потребности в покорности. Они пребывают в иллюзии, что следуют собственным взглядам и склонностям, что они индивидуальны, что они приходят к своим мнениям в результате собственного размышления — и что попросту так уж случайно оказалось, что их взгляды схожи с взглядами большинства. Общее согласие служит доказательством правильности «их» взглядов. Поскольку все же существует потребность чувствовать некоторую индивидуальность, такая потребность удовлетворяется при помощи незначительных отличий: инициалы на сумке или свитере, табличка с именем банковского кассира, принадлежность к демократической или, напротив, к республиканской партии, к клубу Элкс, а не к клубу Шрайнерс становятся выражением индивидуальных отличий. Навязываемое рекламой клише «вот нечто необыкновенное» обращено к этой жалкой потребности в отличии, тогда как в действительности отличий почти нет.

Эта возрастающая тенденция к стиранию различий тесно связана с понятием и восприятием равенства, какое сложилось в наиболее индустриально развитых обществах. Равенство означало, в религиозном контексте, что все мы дети Бога, все мы несем в себе одну и ту же человеко-божескую сущность, все мы едины. Оно означало также, что должны уважаться всякие различия между индивидами, и хотя верно, что все мы составляем единство, также верно и то, что каждый из нас — уникальное существо, сам по себекосмос. Такая убежденность в уникальности индивида выражена, например, в утверждении Талмуда: «Кто спасет одну жизнь, это все равно, как если бы он спас весь мир; кто уничтожит одну жизнь — это все равно, как если бы он уничтожил весь мир». Равенство, как условие развития индивидуальности, было также одним из значимых понятий в философии западного Просвещения. Оно означало (будучи наиболее четко сформулировано Кантом), что никакой человек не должен быть средством для целей другого человека. Все люди равны, поскольку все они друг для друг — цели и только цели, и ни в коем случае — не средства. Следуя идеям Просвещения, социалистические мыслители разных школ определяли равенство как устранение эксплуатации, использования человека человеком, независимо от того, жестоко это использование или «человечно».

В современном капиталистическом обществе понятие равенства изменилось. Под равенством понимается равенство автоматов: людей, лишенных индивидуальности. Равенство сегодня означает скорее «одинаковость», чем «единство». Это одинаковость абстракций, людей, занятых одинаковыми работами, одинаково развлекающихся; читающих одинаковые газеты, одинаково чувствующих и одинаково думающих. При таком взгляде на вещи приходится с определенным скептицизмом смотреть на некоторые достижения, обычно восхваляемые, как знаки нашего прогресса — например, равенство женщин. Нет нужды говорить, что я не выступаю против равенства женщин; но положительный аспект этого стремления к равенству не должен вводить в заблуждение. Это часть общей тенденции к стиранию различий. Равенство покупается именно этой ценой: женщины становятся равными, потому что больше не отличаются от мужчин. Утверждение философии Просвещения l’ame n’a pas de sexe — душа не имеет пола — осуществилось на практике. Противоположность полов исчезает, а с ней и эротическая любовь, основанная на этой противоположности. Мужчина и женщина стали одинаковыми, а не равными, как противоположные полюса. Современное общество проповедует этот идеал неиндивидуализированного равенства, потому что нуждается в одинаковых человеческих атомах, чтобы заставить их функционировать в массовом механизме исправно, без трений; чтоб все повиновались одним и тем же командам, и при этом каждый был убежден, что следует собственным желаниям. Как современное массовое производство требует стандартизации изделий, так и социальный процесс требует стандартизации людей, и их стандартизация называется «равенством».

Единение посредством покорности не бывает сильным и неистовым. Оно происходит тихо, диктуется шаблоном и именно по этой причине часто оказывается недостаточным для усмирения тревоги одиночества. Случаи алкоголизма, наркомании, эротомании и самоубийств в современном западном обществе — это симптомы того, что покориться группе не вполне удалось. Более того, этот способ решения проблемы затрагивает, в основном, душу, а не тело, и потому не идет ни в какое сравнение с оргиастическими решениями. Групповая покорность обладает только одним достоинством: она стабильна, а не периодична. Индивида начинают приучать к нормам покорности в возрасте трех-пяти лет, и впоследствии он уже никогда не утрачивает контакта с группой. Даже его похороны, которые он заранее предвидит как свое последнее значительное общественное дело, совершаются в строгом соответствии с принятыми нормами.

В дополнение к покорности, как способу избавления от порождаемой одиночеством тревоги, следует рассмотреть еще один фактор современной жизни: роль шаблона в работе и развлечениях. Человек становится, как говорят, «от девяти до пяти» — частью армии рабочих или бюрократической армии чиновников и управляющих. Ему предоставлено мало инициативы, его задачи предопределены процессом той или иной работы; различия малы даже между теми, кто наверху служебной лестницы, и теми, кто внизу. Все они выполняют задачи, предопределенные структурой процесса, с предопределенной скоростью и предопределенным способом. Даже чувства предопределены: бодрость, терпимость, надежность, честолюбие и способность без трений вступать в контакт с людьми. Развлечения тоже сходным образом заданы, хотя и не так жестко. Книги выбираются книжными клубами, фильмы и зрелища — хозяевами театров и кинотеатров, ими же оплачиваются и навязываемые рекламные клише. Отдых тоже унифицирован: в воскресенье автомобильная прогулка, просмотр телевизионных передач, партия в карты, вечеринки. От рождения до смерти, от понедельника до понедельника, с утра до вечера — все проявления жизни подчинены шаблону и предрешены. Как может человек, захваченный в эту сеть шаблонов, не забыть, что он человек, уникальный индивид, тот, кому дан его единственный шанс прожить жизнь со всеми ее надеждами и разочарованиями, с печалью и страхом, с жаждой любви и ужасом перед небытием и одиночеством?

Третий путь обретения единения состоит в творческой деятельности, будь то деятельность художника или мастерового. В любом виде творческой работы творческий человек соединяется со своим материалом, символизирующим внешний мир. Создает ли столяр стол, или золотых дел мастер — произведение ювелирного искусства, выращивает ли крестьянин зерно или рисует художник картину — во всех видах творческой работы создатель и его создание становятся чем-то единым, в процессе творчества человек вступает в союз с миром. Верно это, однако, только для созидательного труда, для труда, в котором я сам планирую, произвожу, вижу результат своей работы. В современном трудовом процессе служащего, рабочего на бесконечном конвейере мало что осталось от этого объединяющего свойства труда. Работник превращается в придаток машины или бюрократической организации. Он перестал быть самим собой — а значит не осталось возможности иного единения, помимо единения покорности.

Единение, достигаемое в созидательном труде, не межличностно; единение, достигаемое в оргиастическом слиянии, — преходяще; единение, достигаемое путем покорности, — всего лишь псевдоединение. Следовательно, они дают только частичные ответы на проблему существования. Полный ответ — в достижении межличностного единения, слияния с другим человеком, в любви.

Желание объединиться с другими людьми — это наиболее мощное из человеческих стремлений. Это самое основное влечение, это сила, которая заставляет держаться вместе представителей человеческого рода, клана, семьи, сообщества. Неспособность достичь такого объединения ведет к безумию или разрушению — разрушению себя или других. Без любви человечество не смогло бы просуществовать и дня. Однако, называя достижение межличностного единения «любовью», мы сталкиваемся с серьезной трудностью. Объединения можно достигать различными способами, и их различия не менее значимы, чем то общее, что свойственно различным формам любви. Так стоит ли все это называть любовью? Или стоит сохранить слово «любовь» только в применении к особого вида единению, которое было идеальной ценностью во всех великих гуманистических религиях и философских системах последних четырех тысячелетий истории Запада и Востока?

Как и во всех затруднениях словесного обозначения, ответ может быть только произвольным. Важно понимать, какой вид единения мы имеем в виду, когда говорим о любви. Подразумеваем ли мы под любовью зрелый ответ на проблему существования, или говорим о тех незрелых формах любви, которые можно назвать симбиотическим союзом? На следующих страницах я буду называть любовью только первое. А начну обсуждение «любви» с последнего из двух обозначений.

Биологической моделью симбиотического союза служат отношения между беременной женщиной и плодом. Они — два существа, и в то же время пока — одно. Они живут «вместе» (sym-biosis), они нуждаются друг в друге. Плодчасть беременной женщины, все необходимое ему он получает от нее; она — его мир, она питает его, защищает, но и ее собственная жизнь обретает большую ценность благодаря ему. В психологическом же симбиотическом союзе два тела существуют независимо одно от другого, но две психики взаимосвязаны столь же неразрывно.

Пассивная форма симбиотического союза — это подчинение, или, если воспользоваться медицинским термином, — мазохизм. Мазохист избавляется от невыносимого чувства одиночества и отделенности, становясь частью другого человека, который направляет его, руководит им, защищает его, является, так сказать, его жизнью и его кислородом. Мазохист преувеличивает силу того, кому отдает себя в подчинение, будь то некий человек или некий бог; он — все, я — ничто, я — всего лишь часть его. Как часть, я — часть величия, силы, уверенности. Мазохисту не нужно принимать никаких решений, не нужно идти ни на какой риск; он никогда не бывает одинок — но не бывает и независим. У него нет собственной целостности, он еще даже не родился по-настоящему. Объект религиозного поклонения называют идолом; мазохистская любовь представляет собой светский вариант идолопоклонства, по сути своей совпадающий с религиозным отношением к идолу. Мазохистское отношение может сочетаться с физическим, сексуальным желанием; в этом случае в подчинении участвует не только душа человека, но и его тело. Мазохистским может быть подчинение судьбе, болезни, ритмической музыке, оргиастическому состоянию, производимому наркотиками или гипнотическим трансом — во всех этих случаях человек отказывается от своей целостности, делается орудием кого-то или чего-то вне себя самого; у него нет потребности решать проблему жизни посредством созидательной деятельности.

Активная форма симбиотического союза — это господство, или, если воспользоваться психологическим термином, употребляемым в паре с мазохизмом, — садизм. Садист хочет избавиться от своего одиночества и чувства социальной изоляции, превращая другого человека в часть самого себя. Он добавляет себе значимости и силы, соединяясь с другим человеком, который ему поклоняется.

Садист зависит от подчиненного человека так же, как и тот зависит от него; ни тот, ни другой не

Скачать:TXTPDF

Искусство любви Фромм читать, Искусство любви Фромм читать бесплатно, Искусство любви Фромм читать онлайн