Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Университет глазами его питомцев

Это был действительно вопрос жизни и смерти — закрывать или не закрывать вид. Что вполне сознавал Эндрю Д. Уайт, первый ректор Корнеллского университета, которому я и хотел воздать должное в этой лекции. Trustees[8] хотели расположить Университет вблизи города, но Корнелл попросил их подняться на холм, чтобы показать им местоположение и открывающийся вид (site-sight). “We viewed the landscape, — говорит Эндрю Д. Уайт. — It was a beautiful day and the panorama was magnificent. Mr. Cornell urged reasons on behalf of the upper site, the main one being that there was so much room for expansion”[9]. Итак, Корнелл привел разумные основания, и разум восторжествовал, поскольку board of trustees[10] согласился с ним. Но был ли здесь разум только на стороне жизни? По мнению Парсонса, напоминает Джеймс Зигель (OC, p. 69), “for Ezra Cornell the association of the view with the university had something to do with death. Indeed Cornell’s plan seems to have been shaped by the thematics of the Romantic sublime, which practically guaranteed that a cultivated man on the presence of certain landscapes would find his thoughts drifting metonymycally through a series of topics — solitude, ambition, melancholy, death, spirituality, “classical inspiration” — which could lead, by an extension, to questions of culture and pedagogy”[11].

Вопрос жизни и смерти был снова поставлен в 1977 году, когда обсуждалось предложение соорудить своего рода ограждения («барьеры» на мосту) или, можно сказать, своего рода диафрагму, которая стала бы преградой для самоубийственных прыжков в «горловину». Пропасть простирается под мостом, связывающим Университет с городом, соединяющим нутро с наружностью. Однако, выступая перед Cornell Campus Council, один из «faculty member» воспротивился этому проекту, высказался против сооружения заграждения, этого диафрагматического покрова, заявив, что, закрывая вид, оно не более и не менее как — я цитирую — “destroying the essence of the university”[12] (ОС, р. 77).

Что он имел в виду? Что такое сущность Университета?

Теперь вы можете лучше вообразить себе, с каким чуть ли не религиозным трепетом я готовился говорить с вами на эту действительно возвышенную тему — сущность Университета. «Возвышенную» — в кантовском смысле. В «Споре факультетов» Кант говорил, что Университет должен строиться на «идее разума», т. е. на идее «всего существующего в настоящем поля учености»[13] («das ganze gegenwartige Feld der Gelehrsamkeit»). Но в настоящем ни один опыт не может быть адекватен настоящей и преподаваемой в настоящем «учености», цельности всего изучаемого, всей преподаваемой теории. Тягостное ощущение этой неадекватности и составляет в настоящем отчаянное и воодушевляющее чувство возвышенного, подвешенное, так сказать, между жизнью и смертью.

Отношение к возвышенному, говорит тот же Кант, дает о себе знать в некоем запрете. И для ощущаемого мной запрета существует, наконец, третье основание. Да, я полагал, что моя лекция будет пропедевтической и превентивной, что я буду говорить только об опасностях, которых надлежит избежать, если соизмеряешь свою жизнь с такими тревожными вопросами, только о пропасти, мосте и этих барьерах. Но ведь и это было уже чересчур, ибо я не понимал, что выбрасывать, а что оставлять. Дело в том, что в Париже я на протяжении двух семестров вел семинар по этой самой проблеме — разумное основание и идея Университета. Кроме того, недавно французское правительство, рассматривая вопрос о создании Международного философского коллегиума, обратилось ко мне и моим коллегам с просьбой дать письменное заключение по этому вопросу. Все эти проблемы обсуждаются там на сотнях страниц. Иначе говоря, это просто немыслимое делорассказать о разумном основании и идее Университета в часовой лекции. Чтобы приободрить себя, я решил немного поразмышлять или, скорее, помечтать о возможном смысле выражения «at large» в формуле «professor-at-large», ибо мне было неизвестно его точное значение. Мне подумалось, а не соответствует ли титул «professor-at-large», не принадлежащий ни к одному факультету, ни даже к самому Университету, существовавшему в Средние века в Парижском университете званию «вездесущего доктора». Его носил доктор теологии, который не был связан ни с одной кафедрой, ни с одним учреждением. Кроме того, во французском языке слово «вездесущий» относится к человеку, который много разъезжает и нигде подолгу не задерживается и потому вызывает у окружающих такое чувство, будто он находится одновременно повсюду. Но может быть, «professor-at-large» вовсе не вездесущ: французское выражение «etre au large» означает «быть в открытом море». Иными словами, может быть, это тот, кто сходит на берег после долгого пребывания в «открытом море», после долгого отсутствия, в ходе которого он был от всего оторван, отрезан. Он не знает контекста, ритуалов, произошедших в его отсутствие изменений. Ему позволено смотреть на все как бы со стороны и свысока: люди снисходительно закрывают глаза на схематизм и отрывочность взглядов, которые он должен представить в жанре академической лекции на академическую тему. Но они не могут отделаться от сожаления, что ему пришлось потерять столько времени в этом неловком captatio benovolentiae[14].

Насколько мне известно, еще никто не выдвигал проекта создания Университета против разума. То есть имеются все основания полагать, что разумное основание бытия Университета всегда заключалось в самом разуме, в некоем существенном отношении разума к бытию. Но то, что называется принципом разумного основания, не сводится к разуму. Здесь не место углубляться в историю разума, т. е. слов и понятий, в полную загадок драму перевода, где действуют все эти logos, ratio, raison, reason, Grund, ground, Vernunft. То, что называется основанием, неоднократно продумывалось и формулировалось Лейбницем. Чаще всего цитируется следующая формула: «Nihil est sine ratione seu nullus effectus sans causa» («Ничего нет без основания, или: не бывает следствия без причины»). Та формулировка принципа разумного основания, которую сам Лейбниц, если верить Хайдеггеру, считает наиболее точной, строгой и единственно верной, встречается в довольно позднем сочинении (Specimen inventorum, Phil. Shriften, Gerhardt VII, p. 309): «Duo sunt prima principia omnium ratiocinationum, principium nempe contradictionis <…> et principium reddendae rationis». Второй принцип гласит: «omnis veritatis reddi ratio potest» («можно предоставить разумное основание всякой истины», читайте: «всякого истинного положения»)[15].

Сверх всех этих громких философских слов, которые, как правило, сразу привлекают вниманиеразум, истина, принцип, положение об основании содержит утверждение, что разумное основание должно быть предоставлено. Что же здесь означает «предоставить»? Подлежит ли разум обращению, возмещению, обмену, займу, задолженности, дару? А если да, кто будет отвечать за этот заем или за этот долг? И перед кем? В формуле «reddere rationem» «ratio» не есть имя какой-либо способности или силы (Logos, Ratio, Reason, Vernunft), приписываемых метафизикой человеку, — «zoon logon ekhon» или «animal rationale». Будь у нас побольше времени, мы могли бы проследить, как Лейбниц интерпретирует это семантическое смещение, переход от «ratio» формулы «principium reddendae rationis» к разуму как способности разума и — в конечном итоге — к кантовскому определению разума как способности полагать основания. Во всяком случае, если «ratio» принципа разумного основания не обозначает способности разума, это и не вещь, которую можно где-нибудь обнаружитьсреди явлений и объектов мира — и предоставить. Вопрос об этом «ratio» невозможно отделить от вопроса, относящегося к этому «надлежит» и этому «надлежит предоставить». Представляется, что в этом «надлежит» кроется самая суть нашего отношения к основанию. Представляется, что оно указывает нам на требование, долг, настояние, приказ, обязанность, закон, императив. Коль скоро разумное основание может быть предоставлено (reddi potest), его дoлжно предоставить. Не следует ли его счесть — без всяких проволочек — моральным императивом, чистым практическим разумом в кантовском смысле? Но приходится сомневаться, что значение «практического», как оно определяется в критике чистого практического разума, исчерпывает смысл или выражает исток этого «надлежит», хотя не может его не подразумевать. Следовало бы показать, что критика практического разума постоянно взывает к принципу разумного основания, к этому «надлежит», каковое тем не менее не относится по всей видимости к теоретическому плану и не может быть просто «практическим» или «этическим» в кантовском смысле.

Как бы то ни было, речь идет об ответственности. Нам надлежит ответствовать зову разумного основания. В «Der Satz vom Grund» («Положение об основании») Хайдеггер находит имя этому зову. Называет его Anspruch: требование, притязание, настояние, просьба, приказание, призыв. Словом, речь идет о слове — обращенном к нам слове. Его не видно, его должно услышать, к нему должно прислушаться. Речь об апострофе, обращении, обязывающем нас ответствовать разумному основанию.

Итак, дело идет об ответственности. Но разве это одно и то же — ответствовать разумному основанию и ответствовать за него? Идет ли речь об одной и той же ответственности, одной и той же сцене, одном и том же пейзаже? И где в этом пространстве место Университета?

Ответствовать основанию — значит предоставить основание, рационально объяснить следствия через причины. Это значит также «обосновать», «оправдать», «отчитаться» исходя из принципа, или начала (akhe), и корня (riza). Учитывая лейбницевский анализ, оригинальность которого не следует недооценивать, это значит ответствовать требованиям Аристотеля — требованиям метафизики, первой философии, поиска «корней», «причин» и «следствий». В этом отношении научное и научно-технические требования восходят к одному началу. И в размышлениях Хайдеггера один из самых настоятельных вопросов относится как раз ко времени «вызревания», отделяющем это начало от зримого появления принципа разумного основания в XVII веке. Мало того, что присутствующее с самой зари западной науки и философии требование обретает тогда словарную форму выражения — речь идет о начале новой эпохи, об эпохе «модерна», о «новом» разуме, метафизике, науке и технике. Невозможно мыслить саму возможность нового, современного Университета, который обретает новую структуру на протяжении XIX века во всех западных странах, не обращаясь мыслью к этому событию или этому учреждению разумного основания.

Однако ответствовать за принцип разума и тем самым за Университет, ответствовать за этот зов, обращаясь мыслью к началу или основоположению этого принципа основания («Der Satz vom Grund»), не значит просто повиноваться ему или держать ответ перед ним. Это не одно и то же — отвечать на зов и задаваться вопросом о его смысле, истоке, возможности, цели, пределах. Повинуемся ли мы принципу разумного основания, когда ставим вопрос о том, что лежит в его основе, которая сама по себе является основанием? Но это не значит также, что мы тем самым выходим из повиновения ему. Не вовлекаем ли мы здесь себя в некий круг или даже в пропасть? Угроза кружения или низвержения таится в стремлении предоставить разумное основание самому разумному основанию, воззвать к нему, с тем чтобы заставить его говорить за

Скачать:TXTPDF

Университет глазами его питомцев Деррида читать, Университет глазами его питомцев Деррида читать бесплатно, Университет глазами его питомцев Деррида читать онлайн